Родригес рассказал «Звезде» о последних минутах жизни революционера, уточнив, что роковой приказ пришел 9 октября 1967 в 12:30 в виде зашифрованного сообщения: «500-600, то есть (американский) президент принял твердое решение убирать Че».
 

«Все прошло гладко. Безусловно, для нас, на самом деле, стало большим сюрпризом, что Че Гевару удалось так быстро взять. Все были уверены, что операция будет очень долгой, что речь пойдет о месяцах, а на самом деле, батальон только начал действовать - это было 1-го октября, и уже 8-го его захватили. Никто не ждал, никто не думал, что это может произойти настолько быстро», - рассказал Родригес.
 

Он отметил, что американским спецслужбам просто повезло.
 

«Наша разведка вошла в контакт с одним крестьянином, который рассказал, в каком именно месте укрывается отряд Че Гевары. Мы окружили повстанцев и рано утром, 8 октября, 50 лет назад началась атака. Батальон завязал перестрелку с повстанцами, удалось взять в плен Че Гевару. Он был ранен в левую ногу. Его взяли под стражу и держали в плену в одном селении вплоть до расстрела. Мы приняли меры к тому, чтобы вся документация, записи Че попали к нам в руки, чтобы солдаты боливийской армии не растащили эти реликвии на сувениры.
 

9 октября мы полетели на вертолете из Лихерос, приземлились рядом со школой – у капитана Гарри Прадо была на руках вся документация – мы вошли в комнату, где в заключении находился Че со связанными руками, он валялся на полу под окном, в той же комнате лежали трупы двух убитых кубинцев. Это был капитан Пантоха, который занимался подготовкой боливийских повстанцев и еще один командир офицер», - сказал экс-агент ЦРУ.
 

Он рассказал, что внешность Че Гевары, совсем не соответствовала его представлению о нем.
 

«Я помнил его по его фотографиям в Москве – в роскошном пальто, рядом с руководителями обеих держав, а сейчас в лохмотьях он был похож на нищего. Спутанные грязные волосы, на ногах не обувь, а кожаные опорки. Он вызвал жалость, сочувствие.
 

Полковник Сентено задавал ему вопросы, а тот ничего не отвечал. Полковник сказал - вы вторглись в мою страну, так хотя бы будьте любезны отвечать на мои вопросы. Че продолжал молчать, Потом меня позвали помочь разобраться в документах. Я должен был сфотографировать все это для правительства США. Что я обнаружил в его портфеле? Это была большая кожаная сумка, в которой лежал дневник Че Гевары. Были там и фотографии его семьи, и какие-то красные книжечки, видимо, от китайских коммунистов. И еще была папка в черном переплете, в которой были подшиты письма и приказы, полученные с Кубы, подписанные неким Ариэлем. Вначале я подумал, что Ариэль это псевдоним Фиделя, но позже уже в 90-е мне объясни ли, что так звали одного из сотрудников кубинской разведки, который курировал Че Герару.
 

Потом я вернулся в комнату Че Гевары и сказал: "Слушай, я хочу с тобой поговорить". Тот дерзко посмотрел на меня и сказал: "Я не тот человек, которого можно допрашивать". Я сказал: "Я здесь не для допроса, я пришел выразить вам восхищение. Вы были лидером страны, а приехали сюда сражаться за ваши идеи. Я не разделяю эти идей, но я пришел поговорить с вами".

Тот посмотрел на меня пристально, понял, что я над ним не издеваюсь, а говорю все это всерьез и попросил снять с него путы. Это было сделано, и начался разговор. Когда я задавал ему вопросы, представляющие для нас интерес, он отвечал: "Я на это не отвечу". Про Африку он мне ничего не хотел говорить, но я его поддел: "Ваши собратья говорили, что там у вас был партизанский отряд в 10 тыс. человек. Но они и гроша ломанного не стоили".
 

Тот ответил: "Если бы у меня было 10 тысяч человек, дело пошло бы совсем иначе, но что касается африканцев – они действительно плохие вояки".  Тогда он совершенно не представлял, кто я такой. Есть разные версии о его поведении на допросе. На Кубе рассказывают, что он плюнул мне в лицо и сказал, что не разговаривает с предателями, а кто-то говорит, что он смалодушничал, встал передо мной на колени. Ни то, ни другое - неправда. У нас был спокойный, уважительный разговор. Я уважал его, а он меня. И где-то в середине он сказал: "А ведь ты не боливиец". Я ему: "Комнаданте, а кто я по вашему мнению?"
 

Тот говорит: "Либо пуэрториканец, либо кубинец. И по тем вопросам, которые ты мне задаешь, я понял, ты кубинец, и ты работаешь на разведку США". Я сказал: "Да, и я работаю в особом отделе бригады номер 2506". Это его заинтересовало.  Потом я понял, почему. В нашей бригаде был кубинский шпион, вернувшись в Гавану, он описал нас и назвал наши имена. Впрочем, это были вымышленные имена.
 

Еще мы говорили об экономике Кубы, и это было любопытно. Куба тогда была под торговым эмбарго США, о чем кубинцы кричали на весь свет, и я его снова поддел: "Вы команданте, не имея образования, были президентом Национального банка и министром экономики – как же так?".  Он ухмыльнулся и сказал: "А знаешь, как я занял эти должности? У нас было заседание, и Фидель спросил: "Преданные коммунисты в зале есть? Поднимите руки". – Я поднял. И меня назначили. На самом деле Фидель спросил: "Экономисты в зале есть?" Этой байке я не поверил, но потом в Париже мне рассказали, что все так и было – Че просто не расслышал вопроса Фиделя и стал министром и президентом национального банка», - отметил Родригес.

9 октября Куба почтила память Че Гевары на площади у мавзолея в городе Санта-Клара, расположенном в центральной части острова примерно в 300 км к востоку от Гаваны. Отдать дань памяти «героическому партизану», как его называют на Кубе, собрались более 50 тысяч человек.